— Я считаю, это замечательно.
— Что?!
— Я считаю, что это замечательно.
Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, затем взгляд Мэтти спустился от его бездонных черных глаз к губам, греховно чувственным губам, чтобы тут же метнуться в сторону.
— А почему ты бросила школу в шестнадцать?
— Сейчас уже и не знаю… Все мои знакомые именно так и поступили. Тогда это казалось весьма заманчиво и очень по-взрослому — бросить учебу и начать самостоятельно зарабатывать. — Мэтти машинально поглаживала ручку кружки, глядя на кофейную гущу на дне.
— И когда это… как давно это произошло?
— Семь лет назад. — Зачем только она все это ему рассказывает?
— А раньше у тебя не возникало желания продолжить обучение?
— Все не так просто…
— Ну, не скажи. Где хотенье, там уменье, — заметил Доминик, не в силах оторвать взгляд от ее груди, которая легла на гранитную поверхность стойки, когда Мэтти в запальчивости подалась вперед. Он чувствовал, как температура его крови неуклонно поднимается. — И когда ты заканчиваешь курсы?
— На следующей неделе должна сдать последнюю работу.
— И что тогда? Уйдешь из клуба и станешь искать работу?
— Нет, начну обходить агентства по найму, не бросая работы. Иногда найти работу помогает куратор, но это бывает редко и только в отношении самых лучших выпускников. — Мэтти замолчала и, словно опомнившись, нахмурилась. — Такова моя история. Не слишком впечатляет, правда? А теперь, я думаю, мне пора.
— А когда же ты спишь?
— Прошу прощения?
— Сон! Невозможно же все время жить на адреналине и нервах. Давай я сделаю еще кофе.
— Все не так плохо. Иногда мне удается выкроить на сон целых шесть часов.
Если только Фрэнки давал ей такую возможность. Если же он пребывал в скверном настроении, ему ничего не стоило разбудить ее просто ради того, чтобы затеять ссору, а затем преспокойно уйти в паб к дружкам.
— Вот, выпей. А потом я отвезу тебя домой. Или, если хочешь, можешь остаться на ночь у меня. Здесь три спальни.
— Остаться на ночь? Здесь, у вас? — Мэтти смотрела на него во все глаза. — Вы совсем спятили? — Она сползла с высокого табурета и потянулась за жакетом, который лежал на стойке.
Впрочем, разве он в чем-то виноват? Если кого и винить, так только саму себя. Даже если в спальне для гостей она запрет дверь на все задвижки и для большей безопасности забаррикадирует ее, это не гарантирует ей спокойствия. Знать, что рядом, в соседней комнате, спит Доминик…
Это опасно, очень опасно, думала Мэтти. И опасность не в том, что он может применить силу, а в том, что вообще происходит между ними. Этот мужчина — концентрат всего того, что опасно для спокойствия женщины. Ей уже и так слишком понравилось разговаривать с ним.
Мэтти решительно направилась к двери. Доминик соскочил со своего табурета и двинулся за ней. Он перехватил ее у самой двери, развернул к себе лицом и прижал спиной к стене.
— Нет! — воскликнула она.
— Что нет? — промурлыкал Доминик. Он больше не мог сдерживаться. Протянув руку, он отвел с ее лица волосы. Они были именно такими, какими он представлял, — тяжелыми, шелковистыми.
— Никогда не делайте этого, что вы делаете, — прерывающимся голосом прошептала Мэтти и… не нашла в себе сил отстраниться.
— А я ничего и не делаю. Пока.
Она хмыкнула и сделала вялую попытку отодвинуться, но он удержал рукой ее голову, и этого жеста было достаточно, чтобы лишить ее воли к борьбе и парализовать мыслительный процесс.
— Я обещала, что мы поговорим, и мы поговорили.
— Может быть, этого недостаточно.
— Вы обещали…
— Разве? Вряд ли. Я никогда не даю обещаний, которые не в состоянии выполнить. — Рука Доминика переместилась, его пальцы нежно коснулись ее щеки, а затем прошлись по контуру дрожащих губ. — Я хочу видеть тебя снова, — хрипло произнес он. — И снова. И снова.
— Я уже говорила вам, это не имеет смысла.
— И еще ты говорила, что мы с разных планет и что ты не продаешься, хотя и работаешь в ночном клубе. А в ответ я скажу тебе, что никогда не покупаю женщин и мне все равно, с какой ты планеты.
Он молниеносно поменял положение и уперся ладонями в стену по обе стороны от ее лица, поймав Мэтти в ловушку. Несколько бесконечно долгих мгновений они смотрели в глаза друг другу, а потом он убрал одну руку и стал медленно водить пальцем туда-сюда вдоль выреза ее свитерка.
Мэтти хотелось убежать, но еще больше хотелось остаться. Как давно она не чувствовала ничего подобного!
Еще до того, как они с Фрэнки перестали быть близки, кроме тех редких, скорее, братско-сестринских объятий, когда их охватывала ностальгия по прошлому, когда они еще не стали жертвами обстоятельств и между ними не разверзлась пропасть, Мэтти почувствовала, что ласки Фрэнки не находят в ней отклика, оставляют ее совершенно равнодушной. При его прикосновениях ей хотелось сжаться в комочек и спрятаться под одеяло. Затем нежелание быть с Фрэнки распространилось и на остальные сферы жизни.
— Доминик, пожалуйста…
Его имя впервые сорвалось с ее губ. Она не должна звать его так, для нее он — мистер Дрекос. И эту дистанцию между ними сокращать нельзя.
— Послушай, Мэтти. Я знаю, ты думаешь, будто единственное, что мне от тебя надо — уложить в постель…
— А разве это не так?
— Да, я хочу обладать тобой…
— Мистер Дрекос, я уже сказала вам…
Прикосновение губ Доминика было легким, как будто ее губ коснулись перышком, в нем не было ничего пугающего или принудительного. Но ноги Мэтти все равно сделались ватными.